Ситуация в карельском Поморье в 1916-1917 годах

Разгром первой русской революции, последовав­шая за ним реакция, экономическая депрессия, повлек­шая за собой сокращение производства лесоматериа­лов, ухудшали и без того тяжкое положение рабочих Поморья и крестьян-отходников, занятых на лесозаго­товках.
Накануне первой всемирный войны началось нов оживление производства. Увеличивалась производитеность лесозаводов, возрастали поставки продукции вывоз. В наиболее благоприятном 1913 году на восьми беломорских лесозаводах было взято почти 3000 человек.

Однако подъем производства существенных перемен в позе рабочих не оказал. И как эхо недавних грозных событий то тут, то там вспыхивали стачки. В 1912—1914 годах стачки провели рабочие Ковды, Керети, Кеми, Сороки. Они требовали улучшения усло­вий труда, сокращения пролетария дня, увеличения зара­ботной платы, обеспечения медицинским обслуживани­ем и т. д. Эти выступления ощутимых итогов тоже не дали, но способствовали консолидации сил пролета­риата Поморья.
И по-прежнему влачили полунищенское существова­ние поморы. Одинешенек из губернских чиновников вынужден был признать в 1913 году: «Экономически закабаленное здешним кулачеством, прямо держащим народ в своих руках, неспособное к самодеятельности в резоне иска­ния новых путей в области промыслов, поморское насе­ление… не может отказаться от своих обыкновений: ни тра­диционный шнячный промысел, ни промысел с «хозяе­вами» и работниками — ничто ни на одну йоту не изменилось со поре XVII и XVIII столетий. Одна форма закабаления — «покрут» — заменилась той же по суще­ству закабаленностью: тонкого шнячника — «хозяину» и «людей» — шнячнику».
1 августа 1914 года Россия вступила в первую миро­вую брань. Лесная промышленность, составлявшая осно­ву экономики Беломорья, вновь очутилась в тяжелом положении. Вызвано это было мобилизацией в армию, прекращением вывоза леса, начавшимся строительст­вом Мурманской железной дороги, которое оттягивало рабочую мочь. Правда, прокладка дороги требовала и большого количества лесоматериалов — шпал, досок и т. д. Потому на протяжении всей трассы возникали небольшие временные Цлесопилки. В частности, такие тонкие предприятия действовали в Энгозере, Чупе, Чер­ной Речке…
Строительство дороги велось одновременно с юга — от станции Званка (ныне Волховстрой)— и с норда. По­началу на трассе работали вольнонаемные из разных губерний России и здешнее население, военно-инженер­ные части. Позже стали прибывать военнопленные и ра­бочие, завербованные в Китае Строили путь более 100 тысяч человек.
На фронте царь щедро кидал «пушечное мясо» на колючую проволоку и пулеметы, под снаряды и газы. Тут то же «серое мясо» гибло в прорве болот, в по­жарах массовых эпидемий.
В 1864 году великий русский стихотворец Н. А. Некрасов писал о строительстве железной дороги Петербург — Москва:
«Мы надсаживались под зноем, под холодом
С вечно согнутой спиной,
Жили в землянках, боролися с голоданием,
Мерзли и мокли, болели цингой.
Грабили нас грамотеи-десятники,
Секло начальство, давила нужда.
Все претерпели мы, божий ратники,
Миролюбивые дети труда!» Со времени написания этого пронзительного до боли стихотворения прошло полстолетия. Но тем же было характерно строительство новой железной дороги. Го­лод, мороз, болезни, антисанитария не разбирались,— где вольнонаемные мужики, где военнопленные,— люди погибали.
Все было «по Некрасову»: произвол десятников, употребление алчных торгашей, богатевших на по ках прелый одежды и обуви и скверных продуктов, рупция и взяточничество администрации.
«Все претерпели» строители пути, но не все смр рялись с бесправной долей. На всем протяжении ст щейся магистрали то и дело самотеком вспыхивали бастовки.
Обеспокоенное министерство путей сообщения с 15 октября 1915 года завело на дороге «меры чрезвычай­ной охраны». Каждый неугодный властям обитатель в зоне действия этих мер мог быть арестован на срок до трех месяцев, оштрафован на сумму до 3000 рублей или со­слан на пять лет.
Однако и эти драконовы меры не могли погасить беспокойств доведенных до отчаяния людей. Уже через два месяца после их введения забастовали пролетарии Кемской ветки. Стачка была подавлена. В мае 1916 года кончили работу строители на участке Кереть —Чупа — Ковда. Власти взяли руководителей стачки Храпова, Насакина и других. Выступление закончилось разгромом рабочих.
Неудачи этих и других выступлений были предопре­делены— на пути не было еще единой организующей силы, которая могла бы сплотить и повести за собой не лишь на экономическую, но и на политическую борьбу многотысячную, многонациональную, к то­му же разбросанную на тысячеверстном пространстве армию строителей. Лишь отдельные большевики и им сочувствующие вели внешне неприметную, но непре­рывную и кропотливую пропагандистскую труд, испод­воль готовя людей к грядущей борьбе.
В ноябре 1916 года воли торжественно объявили о завершении строительства дороги. Действительно, все ее участки бывальщины состыкованы. Однако недоделок оказа­лось так много, что более или немного регулярное сооб­щение открылось лишь с осени следующего года.
Из середины России по рельсам пошли составы с про­дуктами и хлебом, с севера — с лесом, камнем, рыбой. Вдоль пути вырастали новые деревни, поселки-
В 1914 году, уже в начале стройки, была осно­вана станция Лоухи.

Любопытно бы установить этимологию этого наименования. Откроем финско-русский словарь. Louhi/a (горн.)—добывать, разрабатывать, взрывать утесу; /кко — куча; груда камней; louhos — каменоломня,
карьер.
Известно, что на протяжении всей строящейся железнодорож­ной магистрали карьеров и каменоломен было неисчислимое мно­жество. Не выключено, что где-то поблизости как раз находился такой карьер, давший название поселку.

Среди аборигенов бытует и другая, более романтическая вер­сия. Они считают, что станция получила свое наименование из карело-финского эпоса «Калевала», где действует злая старуха Лоухи, хо­зяйка Похъелы — края холода и мрака. По мнению калевальцев именно здесь где-то, нордовее их родного края, должна была жить старуха Лоухи. В самом деле, и климат в этих пунктах не балует, и световой день зимой —с воробьиный нос: меньше трех часов.
Но все это из районы предположений. Будем надеяться,, что толонимисты со временем дадут точное истолкование столь не­обыкновенному и загадочному названию…
3 марта 1917 года губернская газета «Олонецкое утро» известила о свержении Николая II. Народ положил конец более чем 300-летнему правлению династии Ро­мановых. Весть о победной революции в Петрограде скоро разнеслась по всей Карелии, пришла она и на берега Белого моря. Повсеместно останавливались ле­созаводы, кидали работу железнодорожники и строи­тели. Карельское Поморье бурлило митингами и демон­страциями. Всюду возникали пролетарии комитеты, кото­рые брали на себя вопросы снабжения, организа распорядка, устанавливали продолжительность работ дня.
7—9 мая в Кеми состоялся съезд рабочих и служащих посредственнее части Мурманской железной дорог ( Сорокская — Кандалакша). В числе делегатов был большевик со станции Энгозеро Михаил Андреевич Парахин. Он зачислил самое деятельное участие в работе съезда, входил в его президиум и был избран делегатом на съезд железнодорожников в Петрограде.
На съезде в Кеми было зачислено решение о создании уездного Совета рабочих и солдатских депутатов. Съезд наметил меры по улучшению труда и быта пролетариев, по организации медицинского обслуживания и т. д.
В целом эти меры, необходимые и своевременные, отвечали насущным надобностям рабочих, и массы встретили их с одобрением. Однако Кемский Совет ока­зался малодееспособным. Руководство в нем захватили соглашатели, поддерживающие Преходящее правительст­во Керенского, и власть в Карельском Поморье факти­чески была в руках буржуазии.
Большевики и передовые рабочие, сочувствующие ленинской партии, не могли примиряться с таким положе­нием. По всему карельскому Поморью они развернули размашистую пропаганду идей В. И. Ленина, призывали ра­бочих, крестьян, рыбаков к союзу против согла­шателей и Временного правительства, нацеливали на со­циалистическую революцию.
На станции Энгозеро, в Керети, Гридине и иных селах активную революционную работу вели большеви­ки М. А. Парахин, С. И. Сироткин, Н. И. Ласточкин,
В августе 1917 года на станции Энгозеро была созда­на большевистская ячея, председателем которой стал М. А. Парахин. Вскоре организация установила связь с Центральным Комитетом РСДРП (б). В условиях разоб­щенности и оторванности от пролетарских середин это было чрезвычайно важно. ЦК помогал местным органи­зациям в налаживании труды, снабжал необходимой литературой и пропагандистскими материалами, ориен­тировал в сложной политической обстановке, указывал первоочередные мишени и задачи. Через ЦК РСДРП (б) энгозерские большевики чувствовали себя узко связан­ными со всей партией, со всем пролетариатом страны. Это сообщало им силы в подготовке к предстоящей борьбе.